Дом построила сына воспитываю

В самый холодный день апреля кружит метель, и добраться до дачи в частном секторе за улицей Молодости на ОбьГЭС немного проблематично — ехать надо через весь город (с «Золотой Нивы»), а на дорогах, конечно, пробки из-за аварий, видимость нулевая. Но на дачу надо отвезти вещи — скоро всё же наступит май. Алла Комиссарова быстро идёт с младшим сыном — 17-летним Степаном — по замёрзшим дорогам садового общества. Ещё пять минут — и пришли.

Домик маленький, зато построен собственными руками — и участок свой. Хозяйка дачи торопливо объясняет корреспондентам НГС, что здесь ещё предстоит много работы — сделать отделку, генеральную уборку и обставить мебелью. Но через пару месяцев здесь уже можно жить — тем более скоро они построят рядом баню. Её Алла также планирует сделать самостоятельно, хотя не без помощи старшего сына Виталия и друзей, немного участвовавших и в строительстве дома.

«Людей нанять? Это деньги надо, а мы ими не обладаем. У нас финансово всё так поджато, что не разбежишься», — пожимает плечами хозяйка.

Дача в такой холод согревается медленно. Стёпа мужественно скрывает, что сильно замёрз, но от взгляда матери поджатый подбородок и лёгкую дрожь не утаить, и она укутывает мальчика в тяжёлый уютный плед. Заваривает крепкий чёрный чай и угощает сухим лакомством из собранной летом лесной земляники — и становится гораздо теплее.

… Мать оставила Аллу, когда девочке было всего 5 лет, — просто отдала отцу, с которым быстро развелась. Тот дочери был особо не рад, и её в итоге воспитывала бабушка — но обеспечивать её не могла, и ещё в школе девочка начала подрабатывать. По первому образованию Алла — портной широкого профиля, и работать она пошла по специальности.

«Я работала в Доме моделей, но [быстро] поняла, что это вообще просто атас — зарплата маленькая. Конечно, сидишь — такие эксклюзивные вещи готовишь за такие копейки просто, одуреваешь просто. Я пошла не по специальности, а пошла на завод — это мне было 19. На заводе я работала лаборантом — «Сибэлектротерм» в Кировском районе, его ещё в советское время «печкой» называли. Там я встретила своего бывшего мужа — и мы организовали фирму, в свои 19 лет я стала директором фирмы (оказывала транспортные услуги. — Прим. ред.). Конечно, бизнес был бешеный — 90-е годы были шальные, страшные годы, через фирму проходили миллиарды», — вспоминает она.

Родители не сразу заподозрили, что у Стёпы задержка в развитии. Его старший брат начал говорить поздно, после двух лет, поэтому до этого возраста Алла Комиссарова и не волновалась, что что-то не так. К трём годам младший ребёнок начал говорить будто на птичьем языке — не было обычных «ма», «па» или «дай», только неразборчивое чириканье, говорит его мама. И тогда она забеспокоилась — начала водить сына по врачам. Они и подтвердили в итоге — это умственная отсталость.

«У мужа пошло отрицание: «У меня нет ребёнка-инвалида». Я говорю: «Пойми, что это не клеймо на лоб, это не печать на всю жизнь и обречённость полная, это определённая социальная помощь будет ребёнку 

— какие-то медицинские учреждения, какие-то стационары, ещё что-то». Но у него полное отрицание, блок стоял, и всё. Это тоже один из факторов был развода», — рассказывает собеседница НГС.

Тот период жизни — середину «нулевых» — вспоминать не так просто. Алла и её муж работали вместе в фирме, но кредиты на грузовые автомобили оформляли на неё, так как у супруга кредитная история была подпорчена. В очередной раз кредит пришлось взять в трёх банках — на эти деньги муж купил не грузовик, а Honda Odyssey за полмиллиона рублей. 

Бесконечные займы довели до того, что в какой-то момент Аллу вызвали в полицию — даже шёл вопрос о возбуждении уголовного дела по статье «мошенничество». Муж, по словам сибирячки, даже не интересовался положением дел, только заявил жене: «Тебя же не посадят, максимум — дадут условно», имея в виду, что у них двое детей, один из которых инвалид.

Уголовное дело в итоге замялось — она тайком увезла «Хонду» со двора и отдала банкам, требовавшим вернуть долги. Тогда же Алла и приняла серьёзное решение — уйти от мужа, которого когда-то сильно любила, хотя детей ей пришлось воспитывать отныне самой.

«Я засыпала первую неделю как потерянная. А потом у меня пошла осознанность, я начала осознавать, что в жизни происходит. В тот момент я свои ощущения друзьям и подругам описала такими словами, говорю: «Знаете, представьте себе ситуацию. 

Вот работаешь ты в цехе, цех тёмный. Освещение всё моргает, где-то гальваника, кислоты, пары, грязь, сажа, пыль… Но ты отработал. Выходишь на улицу. А на улице — весна, всё распускается, птицы поют, солнце светит. Вот это мой развод»», — сравнивает она.

Дети восприняли скорый переезд в съёмную квартиру, подальше от отца, как приключение — всё равно он почти не занимался их воспитанием. После официального развода бывший супруг не всегда помогает алиментами, поэтому сейчас жить приходится на пособие по инвалидности — около 20 тысяч рублей, плюс старший сын получает стипендию в НГТУ и подрабатывает. 

«Да, у нас умственная отсталость. Я не считаю это секретом, не считаю это чем-то таким предосудительным, потому что на самом деле у нас детей очень много больных. 

И очень многие мамочки — они закрываются, и они скрывают своих детей. А я считаю, что наши дети не должны быть скрыты. Я понимаю, когда ребёнок агрессивен, когда он не идёт на контакт с обществом — ещё могут быть какие-то предрассудки.

А он (Стёпа. — Прим. ред.) достаточно открытый ребёнок, он миролюбивый, он спокойный, всегда поможет и всегда отзовётся — как говорится, у него как аукнется, так и откликнется. Поэтому я считаю: да, у меня есть ребёнок-инвалид, но это не приговор, не клеймо на лоб, это не какая-то печать. У кого-то нет руки, у кого-то нет ноги, у кого-то — сердца, и люди живут с этим, они наслаждаются жизнью! Я считаю, что это не самое страшное, что могло с нами произойти. Хотя с нами много что происходило… Нас и собака за лицо кусала — полтора часа шили, машина на светофоре у меня Степана выбивала из рук, он два месяца в гипсе был», — объясняет Алла Комиссарова.

Три года назад у Стёпы началась новая проблема — приступы эпилепсии, причину которых врачи так и не смогли найти: анализы в полном порядке. Первый приступ случился в школе — хорошо, что не на улице, где и без того у Стёпы много сложностей в общении с окружающими.

«Пальцами на него, наверное, не показывают, но у нас общество до конца к этому (принятию такого человека. — Прим. ред.) не готово в любом случае. Сейчас речь идёт про инклюзивное обучение — а я считаю, что это большая ошибка нашего государства, потому что дети не готовы к этому.

У нас в принципе даже в своём кругу, в своих возрастных и моральных критериях, они злые по отношению друг к другу. Всё равно в коррекционной школе — они там в своей стихии. Дети с ДЦП, дети-аутисты, дети с умственной отсталостью — им точно туда (в обычную школу. — Прим. ред.) нельзя, потому что у нас дети их просто загнобят. Они не дадут ни учиться, ни развиваться, даже на переменах — это будет жестокая картина», — считает мама Стёпы.

Так как мальчик выглядит взрослым, незнакомые люди ожидают от него соответствующего поведения, особенно в транспорте. Несмотря на значок с человечком-инвалидом, который Стёпа носит на груди, в автобусах и маршрутках на мальчика могут накричать, что он не сразу уступил место бабушке. Алла поясняет, что может и сама попросить сына встать с места ради пожилого человека. Но если она вовремя не заметит старика — тут же налетают моралисты, которые ругают её сына, и тогда она не всегда сдерживается в выражениях.

«Конечно, где-то иногда и бывает момент, что хочется себя почувствовать всё-таки женщиной, а не лошадью, которая всё бежит и бежит. Не без этого. Но я, наверное, мобилизуюсь достаточно быстро. Я могу пореветь — и всё, хватит, всё, надоело. 

Потому что если я раскисну — то по полной программе. Надо себя вытаскивать. Да, есть определённое чувство незащищённости, но я и не была никогда защищённой — как-то с детства так, и я вынуждена обороняться по жизни.

А жизнь… Она любого заставит [быть сильным] — либо ты плывёшь, либо ты тонешь, другого не дано», — говорит сибирячка.

Она задумывается, когда разговор заходит о будущем Степана, а помолчав, отвечает, что иногда говорит старшему сыну, что если что-то с ней случится, Виталий должен на себя взять заботу о брате, ведь ближе у мальчика никого нет.

Затронув грустную тему, Алла тут же старается убавить печальный тон: «Интересная жизнь, да? Когда-нибудь я книгу напишу обо всём этом».

НГС часто рассказывает в рубрике «Особые люди» о новосибирцах, которые справляются с редкими и тяжёлыми болезнями — так, что их диагнозов почти никто не замечает. Ранее, например, мы выпустили репортаж о девушке с синдромом, из-за которого она может забыть свою жизнь в один миг. Сибирячка часто чувствует боль по телу — но всё равно старается жить как обычный человек: работает и ходит в спортзал.

Также на НГС вышло интервью с почти ослепшей скрипачкой, которая учится в консерватории, — сибирячка не видит нот, но чувствует музыку.