Как построить барский дом

Барский дом в Тарханах, в котором будущий поэт провел детство, не уцелел: он сгорел в 1908 году. Управляющий имением Ф. А. Козьмин через год восстановил его на том же фундаменте, в тех же объемах и почти в том же виде, а вскоре обложил кирпичом. В 1970-х годах здание облицевали тесом.
В 1939 году в барском доме развернута первая музейная экспозиция. Как памятник архитектуры, барский дом составляет несомненную ценность.
Одновременно он служит определяющим элементом тарханского усадебного ансамбля, чем и объясняется его значение как главного здания лермонтовского музея-заповедника. К нему вполне подходит краткое описание, данное М. Ю. Лермонтовым: «Барский дом был похож на все барские дома: деревянный с мезонином, выкрашенный желтой краской». Именно таким он и предстает перед посетителями, вызывая определенный эмоциональный эффект.

Во все времена каркас, то есть основу такого рода строений, составлял сруб из полноценных бревен, рубленый чаще всего «в лапу». Поэтому трудно было поверить утверждению старожила Тархан П. И. Жилякова (1898 — 1983), что стены после пожарного господского дома не срубовые, а забранные в столбы, укрепленные в нижние и верхние обвязки, точно так же, как это делается при строительстве сараев. К тому же бревна не полноценные кругляши, а распиленные вдоль пополам на плахи, или так называемые пластины, поставленные вертикально.
Мало того, Жиляков утверждал еще и то, что древесина, использованная при строительстве, не была свежей. Козьмин погнал на стены скупленные в разных местах сараи, конюшни и другие надворные постройки. В магнитофонных записях это свидетельство запечатлено так: «Барский дом сгорел при Нехае (прозвище Козьмина). Он на нем много нажил. Дом-то сгорел — был дом, а он его (заново) построил… где-то купил амбары старые, срубил и камнем обложил. Дом-то не каменный. Старые амбары купил, конюшни…» (Запись 1980 г.).
«Дом сгорел, и он (Козьмин) его (заново) построил. Дом фактически он деревянный. Он только обложен кирпичом. И дерево там — какие-то старые конюшни. Он нажил на этом. В карман положил много…» (Запись 1982 г.)
В архиве музея не нашлось документов, подтверждающих сообщение старожила Жилякова. Наоборот. Результаты авторитетных обследований указывают на то, что стены барского дома без сомнения — деревянный сруб из бревен. Так, в одном из самых первых обследований состояния барского дома—учетно-оценочной ведомости имущества совхоза за 1925 год, которому принадлежала в то время усадьба, отмечено: «Дом двухэтажный с двумя одноэтажными пристройками-флигелями на каменном фундаменте, (стены) бревенчатые, обложенные кирпичом, внутри оштукатуренные…».
Основательные восстановительно-ремонтные работы в барском доме проводились в 1936 — 1939 годах и в конце 1960-х — начале 1970-х годов. Этим работам, разумеется, предшествовали не менее основательные обследования главного здания. Эти обследования должны были бы обнаружить не срубовую его основу.
Но в музее не сохранилось таких документов, относящихся к 1930-м годам. Не все в наличии материалы и о реставрационных работах конца 1960-х — начала 1970-х годов. Но уже те, которые имеются, дают полное основание считать: реставраторы не сомневались в том, что именно бревенчатый сруб, а не что-то другое, составляет каркас барского дома.
Так, архитектор Всероссийских специальных научно-реставрационных мастерских (Москва) Ф. Дубровин, составлявший смету и готовивший проект на реставрационные работы по барскому дому в 1969. году, в рабочих чертежах к проекту утверждал, что стены обоих этажей — это не пластины, поставленные вертикально, а полные круглые бревна в срубе, положенные, разумеется, горизонтально. Мало того, Дубровин заказывал даже диаметр этих бревен — 250 мм.
Не сомневался в том, что каркас барского дома — сруб, и архитектор Б. Черников, продолживший работу Дубровина и осуществивший реставрацию. При составлении сметы на внутренние работы по барскому дому (1971 г.), предусматривающие частичную его перепланировку, в разделе «Разборка конструкций дома» он первым пунктом записал: «Разборка внутренних рубленых стен дома».
В 1982 году барский дом был обследован Проектным институтом по реставрации памятников истории и культуры «Спецпроектреставрация» (г. Москва). Старший инженер АРМ № 1 института М. Г. Рыжак, производивший зондажи стен совместно со старшим техником отдела химзащиты и консервации древесины того же института А. Шевыкиным, в «Инженерном заключении о техническом состоянии главного дома» реставрационные работы под руководством Черникова назвал «архитектурной реставрацией и ремонтом основных несущих конструкций здания». Как и его предшественники, он указывает тот же тип стен: «Деревянный сруб и прикрепленная к нему проволокой через три ряда кирпичей кирпичная стена…, облицованная снаружи горизонтальными досками». На той же странице «Инженерного заключения» обозначен, что и у Дубровина, диаметр бревен в срубе: «Деревянный сруб из бревен толщиной 250 мм».
Вместе с тем, Рыжак наткнулся на совсем необычное явление. Как сама конструкция стен, так и материал, из которого они сделаны, оказались неоднородными. Если стены мезонина, по мнению инженера, представляли собой деревянный сруб, то в первом этаже он шел не по всему периметру, потому что частично его продолжали «кирпичные стены толщиной 400 мм, то есть кладка — в 1,5 кирпича, облицованная снаружи досками».
К своему «Заключению» Рыжак приложил план барского дома с указанием мест зондажей, но каковы размеры фрагментов того и другого типа стен, не указал. Значит, только приблизительно можно представить, где деревянная стена, а где — кирпичная. Видимо, Рыжак и сам точно этого не знал, потому что возможности вскрытия стен у него были очень ограничены. Об этом в «Заключении» он говорит особо: «Цель зондажа… — установить конструкцию определенного участка стены. По просьбе дирекции музея, в связи с показом в доме экспозиций, размеры зондажей были минимальными вплоть до нескольких сантиметров с наружной и внутренней сторон обследуемого участка стены».
Разумеется, вскрытия участков стены площадью в несколько сантиметров не могут дать достаточных сведений о конструкции здания. Поэтому обследование, проведенное Рыжаком, не могло быть удовлетворительным. Свое заключение он готовил в основном на предположениях и документах, которые я уже указывал, что и привело, как убедимся ниже, к грубым ошибкам. 
Если для нормального обследования конструкций барского дома освободить большие участки стен от штукатурки было невозможно, то оставалось только одно: поиски материалов первой реставрации 1936—1939 годов. В Пензенском госархиве (ГАПО) такие материалы действительно нашлись, и они полностью подтвердили сообщение старожила Жилякова о недобросовестном восстановлении господского дома в Тарханах в 1909 году. Деревянные стены его — действительно не сруб из круглых бревен, а скрепленные деревянными обвязками плахи, или пластины. Эти пластины простояли в доме всего 27 лет, но уже успели сгнить, значит, на самом деле при строительстве в 1909 году Козьмин использовал старье. Вот отрывок из акта осмотра дома, составленного в 1936 году:
«Существующий дом, выстроенный в 1909 г. на месте сгоревшего дома Арсеньевых с использованием фундаментов сгоревшего. Фундаменты ленточные, сплошные, бутовые, заложенные на глубину 1-го метра. Стены деревянные, рубленные из пластин, поставленных вертикально и забранных в нижние и верхние обвязки. В центральной части имеется мезонин. Конструкция стен такая же, что и в 1-ом этаже. Деревянные рубленые стены 1-го этажа облицованы снаружи кирпичной кладкой толщиной в один кирпич. Стены мезонина облицованы в 1/2 кирпича… Внутренние стены — перегородки выполнены так же как и наружные стены из вертикально поставленных пластин чернолесья, забранных в нижние и верхние обвязки, которые имеют также значительное поражение.
Комиссия констатирует, что все деревянные элементы конструкции…, соприкасающиеся с кирпичной облицовкой, поражены красной гнилью и пришли в полную негодность (разрушаются от прикосновения пальцев)».
Дом так обветшал, что не все специалисты верили в возможность и целесообразность его реставрации. Так, в том же 1936 году, на совещании в городе Чембаре (ныне г. Белинский) «по восстановительным работам дома Лермонтова» отмечено особое заключение инженера В. А. Петрова. «Ввиду большой ветхости дома восстановительный ремонт его проводить будет весьма затруднительно, т. к. деревянные части дома до 75% совершенно сгнили, а потому более проще и целесообразнее будет разобрать дом до основания вместе с кирпичной облицовкой. На основании чертежа, фотоснимков и рисунков построить дом таким же, каким он
был до пожара, т. е. деревянный рубленый с обшивкой с наружней стороны».
Выход был найден другой: «Комиссия считает… целесообразным замену сгнивших деревянных частей вести из материалов долговечных, несгораемых и негниющих, путем введения в конструктивную схему отдельных кирпичных столбов жестко связанных с наружной кирпичной (существующей) облицовкой, а между опорами-столбами предусмотреть легкое и теплое заполнение». Долговечными, несгораемыми и негниющими материалами оказались кирпич, щебенка и цементный раствор. Ими заполнили многочисленные и обширные пустоты, которые образовались после того, как выбросили гнилье. На эту смесь из кирпича и щебня, скрепленных цементом, наткнулись при реставрации конца 1960-х — начала 1970-х годов. В частности, при подготовке ниш под батареи центрального отопления.
Ниши пришлось вырубать ломом и зубилом, и только в редком случае выпиливать, ибо дерева оказалось очень мало.
Таким образом, реставрационные документы 1936 года наглядно демонстрируют не только конструкцию барского дома и его состояние на тот период, но помогают представить, каково его состояние на сегодняшний день. В настоящее время цельность деревянной стопы здания (или сруба) не существует, и вся скрепленная и слепленная из разных материалов основа держится, видимо, на кирпичной облицовке, штукатурке и тесовой обшивке.
И в заключение вопрос: «Почему мы доверяем документам реставрации 1936 года и считаем обследование Рыжака неудовлетворительным?»
Как уже говорилось, Рыжак был ограничен в своих возможностях провести обследование обстоятельно, а при реставрации в 1936 году таковых ограничений не существовало: дом пустовал. Стены были освобождены от штукатурки, если не полностью, то в значительной степени, и конструкция здания была представлена в открытом виде.
К тому же в «Заключении» Рыжака встречаются несоответствия, в которых легко убедиться на месте. Так, к примеру, о северной стене мезонина у него сказано следующее: «Зондаж показал, что северная стена мезонина представляет собой деревянный сруб из бревен диаметром 250 мм, изнутри обшитый вертикальными плахами и оштукатуренный по драни, снаружи обшит досками». На самом же деле, в натуре, толщина указанного участка стены (без дощатой обшивки) составляет всего 180 мм. Если же мы отнимем от этой суммы толщину плах (не менее 100—150 мм) и штукатурку с обеих сторон стены (по 30 мм с каждой стороны), то
диаметр бревен уменьшится до нуля. То есть станет ясно, что их просто в стене нет. Подобную ошибку Рыжак допустил и в отношении южной стороны.

По материалам:
Архив музея. П. А. Фролов. Материалы бесед с тарханскими старожилами в 1977 – 1988 гг.
Архив музея. Материалы к истории Тархан, оп. 1, ед. хр. 75
Архив музея, ф. 4, оп. 1, д. 16, ед. хр. 31.
ГАПО, ф. р.—1931, оп. 1, д. 1