Кто построил дома на седова
Дом Седова: здесь пахло французскими булками
Три этажа в смелом модерне с широким балконом и закруглённым эркером, который венчает чешуйчатый купол с устремлённым в небо острым шпилем. Дом Седова — напоминающий, скорее, городской особняк где-нибудь в Париже — одно из самых красивых зданий Рыбинска. В городе, где не так много открыточных видов, это интересное и архитектурой, и историей здание в едином ансамбле с Красной площадью могло бы стать ещё одной достопримечательностью. Но не стало. Потому что вместо оригинальной лепнины, чудом пережившей советские годы, вниманием владеют плесень, трещины и дыры там, где некогда была штукатурка. Историческое наследие тает на глазах, пока собственники не могут решить вопрос с реставрацией.
Кому обязан Рыбинск таким архитектурным чудом в самом центре, кого вдохновлял Дом Седова в советские годы, почему ему срочно нужна помощь, и какие есть перспективы? Корреспондент «Черёмухи» Дмитрий Воробьёв разбирается вместе с историком, реставратором и одним из владельцев.
Дореволюционный торговый центр
Заместитель директора рыбинского музея-заповедника Сергей Овсянников вот уже много лет ходит на работу мимо дома Седова. На этот — если говорить номенклатурным языком — объект культурного наследия за его долгую жизнь выпало немало исторических перипетий, так что для любого историка это находка. Здание по адресу Крестовая, 23 возведено ещё в XIX веке, затем продано и перестроено, благодаря чему получило свой современный облик.
— Дом Седова сильно перестраивался в начале XX века. Если посмотреть фотографии XIX столетия, то мы увидим двухэтажное здание с несложным декором и скруглённым углом. Оно по-своему симпатичное, ниже соседнего здания торговой галереи «Альфа», скромный такой домик, — обращает внимание Овсянников.
Искусствовед и историк показывает фотографии того периода: никакой башенки наверху и никакого третьего этажа. Тем не менее, дом всё равно можно узнать по острому углу улицы и входу в булочную со стороны Крестовой.
Дом Седова. Открытка начала XX века.
Здание никак не выделялось среди своих соседей — дом как дом — пока его не приобрёл бывший крестьянин, фамилию которого оно сохранило до сих пор.
— Господин Седов числился вологодским крестьянином, но фактически был торговцем, почти промышленником, — продолжает Овсянников. — Он радикально перестроил этот дом, соединив его с соседними. Если мы посмотрим сейчас, то увидим, что форма архитектурного декора объединяет его с домом, который находится на Преображенском переулке. Дом был перестроен в модном тогда стиле модерн. Рыбинск — очень консервативный город, и модерн нам медленно прививался. Уже построили вокзал в таком стиле, популярном в столицах, но этим занималась железная дорога, а не Рыбинск. А в архитектуре города такого особо не было. И вот случился перелом сознания, и у нас появились практически на одном перекрёстке сразу три дома с такими стилизованными башнями. И дом Седова был первым из них.
Перестройка шла в два этапа: в 1911-м и 1914-м годах. По меткому выражению Овсянникова, «на излёте той России, которая вскоре уступила давлению революции».
— В то время, конечно, это воспринималось, как сейчас «Виконда» — большой торговый центр, очень по-современному выглядел, с продуманным размещением вывесок. Это был символ современного, преуспевающего торгового Рыбинска.
На дореволюционных фотография видно, что «бизнесом», как это назвали бы сейчас, дом Седова изобиловал. Там размещались и цирюльня, и кабинет зубного врача, и даже та самая булочная, продукцию которой спустя десятки лет в эмиграции ностальгически вспоминал рыбинец Андрей Рябинин.
Культурное наследие — поквартирно
После событий октября 1917-го Дом Седова ждала та же участь, что и многие другие здания в центре.
— Он был национализирован и стал заселяться, что называется, поквартирно. Нижние этажи приспособили под магазины, большую часть времени внизу что-то продавалось. В конце СССР, на моей памяти, была филателия. Сам же дом на долгое время стал жилым, — рассказывает Сергей Овсянников.
Несколько последних десятилетий часть помещений занимали мастерские художников: в Доме Седова творили Василий Трамзин, Валерий Цаплин, Александр Шевелёв.
Но постепенно здание пришло в аварийное состояние.
Сергей Овсянников не берётся судить, что именно стало причиной разрухи, но этих причин, скорее всего, не одна и не две. До начала XXI века дом, по крайней мере снаружи, производил нормальное впечатление. Некоторые трещины ещё не бросались в глаза, а единственный ремонт, который смог припомнить мой собеседник — замена покрытия башни — был как раз на рубеже тысячелетий. Занимались им при участии реставраторов, что позволило полностью сохранить исторический облик. И с тех пор никаких серьёзных шагов по спасению культурного наследия не предпринималось. Хотя уже тогда появились проблемы гораздо ощутимее. Внутри.
— Художники жаловались на прогибы балок, которые они пытались подпирать. Но это вечная ситуация, когда у дома нет хозяина, который постоянно бы за ним следил. Наверняка повлияла и общерыбинская проблема: создание водохранилища подняло уровень грунтовых вод, в некоторых случаях — выше изоляции.
Рыбинские художники занимали мастерские довольно долго, и покинули их не одновременно: кто-то уходил, потому что помещения приходили в негодность, кто-то искал аренду дешевле.
— Последним художником в этом доме был Шевелёв, и ушёл около трёх лет назад, — вспоминает Сергей Овсянников.
В начале 90-х, когда Союз распался, рыбинская администрация получила письмо из США: потомок купеческой семья Рябининых писал о своих рыбинских воспоминаниях. Его жизнь в России прервала эмиграция, а десятилетия за рубежом практически превратили в иностранца, но он вспоминал в своём послании ту самую булочную в Доме Седова и аромат свежего хлеба, который пронёс через детство, Революцию и Соединённые Штаты. Но что осталось в Рыбинске от этих воспоминаний?
— Вот ведёшь туристов по городу, и они спрашивают, что это за страшная развалина? Я говорю, что вот это — страшная развалина, и это — страшная развалина, и это тоже — страшная развалина. А всё потому, что они — памятники архитектуры. Их можно только реставрировать, а это совершенно другие деньги по сравнению с ремонтом, — продолжает Овсянников.
Диагноз или приговор
— Дом, безусловно, находится в аварийном состоянии, — окинув здание грустным взглядом констатировала архитектор-реставратор Наталья Гончарова, которая подарила вторую жизнь Спасо-Преображенскому собору, Никольской часовне и железнодорожному вокзалу.
— Если восточная сторона ещё выглядит более-менее, то северная всегда хуже. Здесь проседает центральная часть дома, это видно невооруженным глазом по трещинам и окнам. Для реставрационных работ нужен комплексный подход, а это очень сложно сделать при нескольких собственниках.
У Дома Седова теперь нет единственного владельца. Часть площадей выкупила адвокатская компания, ещё часть занимают магазины. В 2015-м году третий этаж и часть второго приобрёл Анатолий Гапошкин, директор по строительству «Верхневолжской производственной сети». Изначально город просил за 563 квадратных метра объекта культурного наследия около 3,5 миллионов рублей, но итоговая сумма опустилась до 1,75 миллиона. Столь низкая цена отчасти оправдана состоянием здания.
— Дом стоит в центре исторической застройки, здесь всегда были какие-то строения. Поэтому под зданием находятся несколько культурных слоёв. При постройке каждого следующего дома на этом месте не факт, что предыдущий счищался полностью, — продолжает Гончарова. — Возможно, здесь повысился уровень грунтовых вод. Поэтому любые работы по восстановлению следует начать с изучения основания здания. Если просто сделать “ремонт”, например, на третьем этаже, особенно обшив всё гипсокартоном, чтобы спрятать проблемы с глаз долой, то это выйдет только боком. Стены не будут дышать, кирпич продолжит разрушаться.
Как у врача о больном, интересуюсь у Натальи Гончаровой, сколько осталось Дому Седова до крайней точки. Ответ неутешительный: браться за его восстановление стоило ещё вчера.
— Юрий Васильевич Ласточкин когда-то, только заступив на пост, говорил, что первым делом будет восстанавливать часовню, а затем это здание. Но сил хватило только на часовню, а сейчас и Юрия Васильевича уже в городе нет.
По мнению Натальи Гончаровой, чтобы комплексная реставрация стала возможной, у здания должен быть один хозяин. Другой вариант — иметь в городе специализированную организацию, которая могла бы собрать собственников вместе и помочь им совместно решить задачу.
— Иначе его может ждать судьба Дома Журавлёвых, который тоже находится в собственности. В Доме Седова наверху, на третьем этаже, очевидно, сырость, там провисают балки. Как раз в самом проблемном участке на втором этаже — работают. Отдельные собственники могут думать, что их не касается крыша или фундамент, но здание — культурное наследие. Поэтому восстановить его можно только целиком, с серьёзным подходом.
Может, судьба?
Новый владелец самой большой части здания — строитель Анатолий Гапошкин. И это вселяет определённую надежду.
Несмотря на то, что аукцион состоялся ещё в 2015-м, окончательно оформить помещения в собственность ему удалось только в сентябре прошлого года. Всё это время бюрократическая машина не давала развернуться.
В процессе перечисления задач голос Гапошкина в телефонном разговоре звучал решительно: найти лицензионную организацию, сделать проект, начать реставрацию, согласовав ход работ с другими собственниками. И хотя их реакция на грядущие многомиллионные траты ещё неизвестна, директор по строительству «Верхневолжской производственной сети» настроен оптимистично.
— Да, я планирую заняться этим зданием, и не в ближайшие годы, а уже в этом году, если будет добрая воля всех владельцев. Закажем проект, экспертное заключение о доме. Сейчас у нас есть заключение об аварийности: в доме жить нельзя. Но мы будем делать всё возможное и даже невозможное. Я купил эти помещения не для того, чтобы перепродать, а чтобы восстановить. Это однозначно.
Представители адвокатской конторы, занимающей половину второго этажа, от разговора с «Черёмухой» отказались, сославшись на большую занятость в начале года.
Тем временем Дом Седова вместо украшения парадной части Рыбинска продолжает портить своим неприглядным видом панораму Красной площади. Зданий в аварийном состоянии в городе много, но таких, как это — единицы. Вдвойне обидно, что именно их не щадит история.
Источник
Я живу в Палевском жилмассиве (Петербург)
Модерновые доходные дома, сталинские высотки и многоэтажки 1970-х годов — не просто жилые здания, а настоящие городские символы. В рубрике «Где ты живёшь» The Village рассказывает о самых известных и необычных домах двух столиц и их обитателях. В новом выпуске мы узнали, как устроена жизнь в Палевском жилмассиве — одном из первых жилых комплексов Ленинграда.
Историческая справка
Палевский жилмассив построили в 1925–1927 годах архитекторы Алексей Зазерский и Николай Рыбин. В жилмассив входят 19 домов, шесть из них — трёхэтажные, остальные — двухэтажные. Дома жилмассива были сгруппированы вокруг пяти зелёных двориков, в центре комплекса устроили сквер с дорожками и фонтаном. В проекте была реализована идея города-сада, использованы редкие для города малоэтажные дома блокированного типа (таунхаусы). Их особенностью является непосредственная связь квартир с придомовыми участками. В настоящее время ансамбль является объектом историко-культурного наследия народов Российской Федерации, находится под охраной государства.
Архитекторы: Алексей Зазерский и Николай Рыбин
Палевский жилмассив
Адреса: проспект Елизарова, 4, 6 (корпуса 1 и 2), 8 (корпуса 1–3); проспект Обуховской Обороны, 95 (корпуса 3–9); улица Ольги Берггольц, 3, 5 (корпуса 1 и 2), 7 (корпуса 1–3)
Постройка: 1925–1927 гг.
Высота: шесть домов — по три этажа,
13 домов — по два этажа
Палевский жилмассив, на мой взгляд, один из самых ценных образцов жилой застройки раннего советского времени. Его планировка и архитектура напоминают о тех временах, когда в Ленинграде впервые проводили открытые конкурсы на градостроительные и архитектурные проекты жилого пространства нового типа. В программы этих конкурсов включали новейшие по тем временам нормы по озеленению территории, освещению и, самое главное, использованию территории участка. В этих ранних жилых массивах (или жилых участках, как тогда нередко писали) архитекторы впервые смогли уйти от затеснённой капиталистической брандмауэрной застройки в пользу свободно стоящих на просторной озеленённой территории отдельных домов. Городские жилые дома тогда впервые стали отдельными объёмами, а не фасадами в ровной линии сплошной застройки.
Очень важно помнить, что в те времена строительная техника практически не существовала. Всё возводили вручную — артельными подрядами. Материалов было тоже очень мало — потому что за годы Революции и Гражданской войны строительная промышленность бывшей Российской империи практически прекратила свою работу. Поэтому возводить высокие дома было невозможно. Строили всё из старых кирпичей, трамвайных рельсов и не очень качественной древесины.
Палевский жилмассив — один из таких ранних жилых городков, стоящий в одном ряду со знаменитой Тракторной улицей, «Городком текстильщиков» на улице Ткачей и прочими. Правда, как многие отмечают, именно Палевский жилмассив выделяется своим зажиточным, комфортным характером. Вероятно, это связано с тем, что его проект был выполнен под руководством опытного архитектора дореволюционной поры — Алексея Зазерского. Его красивейшие доходные дома хорошо известны любителям петербургской архитектуры рубежа XIX–XX веков. Особенно широко известен великолепный дом с курдонёром и кариатидами, одетый в изысканную терразитовую штукатурку, стоящий на Аптекарском острове на Каменноостровском проспекте недалеко от Института экспериментальной медицины.
Все ранние жилые массивы середины 1920-х годов имеют один приметный композиционный приём, а именно — арочные вставки, связывающие жилые секции между собой. В Палевском жилмассиве эти арочки расставлены так, что совместно образуют интересные перспективные «анфилады», формирующие визуальные навигационные и художественные связи внутри жилой среды. Зазерский придал архитектуре невысоких домов достаточно традиционный характер. Фасады зданий менее динамичны, чем у домов Тракторной улицы; и здесь нет таких деталей, как полуарки или треугольные козырьки. Но эти дома берут скорее не деталями, а пропорциями и масштабом.
На этой архитектуре учились ленинградские архитекторы, создававшие после войны знаменитые районы малоэтажной застройки — такие как Старопарголовский жилмассив, застройка Охты, Невского района и пригородов. Именно поэтому и Палевский жилмассив зрители иногда ошибочно записывают в категорию так называемых немецких коттеджей. Важно помнить, что у Зазерского — подлинник, оригинал, эйдос этой уютной жилой архитектуры. И именно поэтому этот небольшой городок с арочками и скатными крышами сегодня особенно ценен.
Александр Стругач
архитектор, генеральный директор
Simmetria Architectural Bureau
Марина Михайловна Кныш, риЕлТОр: Я родилась в Кировском районе, у Нарвских ворот. В течение жизни я много раз переезжала, какое-то время жила в пятиэтажке рядом с Палевским жилмассивом. В первой половине 1990-х появилась возможность въехать в квартиру в одном из двухэтажных домов жилмассива. Позже мы смогли выкупить граничащую трёхкомнатную квартиру на втором этаже.
Это квартира-крепость: почти метровые кирпичные стены (жители, делая ремонт, находят кирпичи с буквой «ять» и сохраняют их), зимой очень тепло, а летом прохладно, отдельный вход в каждую квартиру, ухоженный палисадник, парковочное место, огороженная красивая, благоустроенная территория с садом. Станция метро «Елизаровская» — в ста метрах; центр Петербурга — одна остановка на метро или десять минут на машине.
Я 36 лет занимаюсь недвижимостью, знаю жилой фонд Петербурга и лучшего места для себя и семьи за всё это время не находила. Мне нравится комфортное проживание в этой среде. Она формировалась около 20 лет: кто хотел уехать — уезжали, кто хотел купить квартиру — покупали. Сейчас купить квартиру (особенно на огороженной территории) практически невозможно.
Уклад жизни в Палевском похож на деревенский: соседи предпочитают не ссориться, все здороваются, а если и возникают какие-то негативные моменты — их не усугубляют. И очень важно, что в душу никто не лезет, а если надо решить общий вопрос, сразу все объединяются.
Я исследовала все массивы в городе и могу утверждать, что наш отличается от других. Он миниатюрный, камерный. Я часто наблюдаю из окна: идут люди, вдруг оборачиваются, и у них огромные глаза: «Куда это мы попали? Какое удивительное место!»
Цена четырёхкомнатной квартиры
11 000 000 рублей
Аренда комнаты в трёхкомнатной квартире
11 000-14 000 рублей*
*по экспертной оценке
В 2006 году образовалась инициативная группа жителей Палевского жилмассива, а позже к нашей работе присоединились неравнодушные петербуржцы, и возникло общественное движение волонтёров «За восстановление и сохранение архитектурного ансамбля „Палевский жилмассив“».
Жители — молодцы: я интересуюсь работой различных НКО — и такого движения, такой работы, как у нас, ещё не наблюдала. Нас объединили проблемы: старые инженерные сети, текущие кровли, облупленные фасады и так далее. Начали мы с того, что стали искать разные документы о первоначальном облике массива. Я поработала в архивах, мы скинулись деньгами и выкупили копии старых фотодокументов. По ним стали готовить проект восстановления города-сада.
Была и ещё причина для работы: сквозь жилмассив на огромной скорости мчались автомобили, объезжавшие пробки на проспекте Елизарова и улице Ольги Берггольц — никакие запрещающие знаки не помогали. Однажды чуть не случилась трагедия: едва успели выхватить из-под колёс ребёнка. Проблему решила ограда: несколько лет назад она появилась вокруг части домов Палевского жилмассива. Мы это сделали ради безопасности. Стилистику жители выбрали сообща, на основании старых фотографий.
В моей квартире был штаб нашего движения. Там мы в соответствии с архивными фотографиями прорисовывали все исторические дорожки, клумбы. В конце концов, мы предложили администрации района проект воссоздания Палевского жилмассива. Его приняли, и началась работа. Но нужно было всё постоянно контролировать. Мы устраивали дежурства: кто свободен — идёт на территорию.
Сейчас нам нужны молодые волонтёры. Проблема в том, что мы — старая гвардия и не очень хорошо владеем компьютером. Отчасти поэтому работа по сохранению жилмассива приостановилась и заморозилась группа «ВКонтакте». А столько хорошего можно было бы ещё сделать, и не только в Палевском.
Кроме того, три года назад в наш дом въехали новые жители. К тому времени удалось добиться от садово-паркового хозяйства высадки нескольких сотен роз на месте уничтоженной косильщиками Аллеи памяти Ольги Фёдоровны Берггольц (аллею заложили в 2010 году, к 100-летию со дня рождения поэтессы Ольги Берггольц. — Прим. ред.). Новые жители возмутились: «Не надо нам ничего сажать, нужно сделать ландшафтный дизайн, а кусты — это некрасиво».
Также рабочие выкосили большое количество саженцев. Только в одном из дворов утеряно более тысячи растений: яблони, вишни, сливы, груши, сирень, жасмин и тому подобное. Приезжали гости из Голландии, подарили питомник дубочков. Сами посадили и огородили его сеткой. Но опять всё скосили, осталась пара бедных дубочков. Несколько лет продолжались посадки, поливали каждый куст, каждое дерево — с тазиками с водой, и так много лет, пока не подросло то, что удалось защитить.
Однажды на наших глазах экскаваторщик подцепил чашу давно неработающего фонтана в центральном дворе. Отбили. Чаша осталась на месте. В ней сделали большую клумбу, чтобы сохранить исторический элемент. Так же спасали и исторические ступени домов: сами вытаскивали их из ковшей экскаваторов и складывали у домов, следили, чтобы их «случайно» не увезли — сейчас все они стоят на своих местах.
Четырёхкомнатная квартира
(второй этаж двухэтажного дома)
100 м2
Чердачные помещения
(есть выход из квартир на втором этаже)
80 м2
Кухня
8,5 м2
(старая планировка) или до 16 кв. м (модернизированная планировка)
Потолки
3,1 м
Ольга Фёдоровна Берггольц жила не в Палевском жилмассиве, как многие думают, а рядом, в усадьбе Берхгольцев (так до 1905 года звучала фамилия). Палевский строили на глазах 15-летней Оленьки, и её первая заметка была об этом строительстве. Усадьба исчезла в блокаду: в неё попала бомба.
Мы — инициативная группа жителей — очень хотели, чтобы именно в Палевском жилмассиве появился городской музей Ольги Берггольц — серьёзный, общедоступный, с хорошим архивом. Обратились с этой инициативой к Матвиенко. Музей сделали, да только для галочки. В тот момент в конце улицы Ольги Берггольц шла на капремонт школа — и музей организовали в ней. До него трудно дойти, да и не тот масштаб экспозиции, конечно.
И с памятником Ольге Берггольц вышла похожая история. Мы с жителями обсудили эту идею, решили, что не надо ставить большой и скорбный монумент — нужен душевный памятник. Стали эту тему обсуждать в муниципальном совете и с депутатами Законодательного собрания. В итоге в 2015 году чиновники поставили памятник в Молодёжном саду (ныне — Палевский), на пересечении Седова и Елизарова, не в жилмассиве.
Хотелось бы всё же добиться здесь краеведческого музея или хотя бы экспозиции — не только про Палевский жилмассив, но про всё довоенное малоэтажное строительство.
Соотношение новых и прежних жителей здесь примерно 50 на 50. Причём в последние годы въехали в основном обеспеченные люди: маргиналов, которые, может быть, раньше тут и были, сейчас почти нет.
В двухэтажных домах Палевского жилмассива необычно то, что ты живёшь будто бы в отдельном коттедже. Например, устройство нашего дома такое: три крыльца, на каждом — по четыре квартиры, в каждую из них — отдельный вход со двора. Крайние двери слева и справа — это первый этаж, смежные двери —второй этаж (новосёлам он обычно больше всего интересен). У меня единственный вариант в жилмассиве — две граничащие квартиры на втором этаже, — больше такого ни у кого нет, хотя бывают по две квартиры в собственности, но с входами с двух разных сторон.
Жители, ценящие историю, сохраняют разные элементы. Например, у меня сохранён лестничный пролёт: ему 90 лет (правда, изначально он был прокрыт страшной коричневой краской). Перилам, креплениям, филёнчатым дверям — по 90 лет, чердачная дверь — тоже с момента постройки. Иногда в жилмассив приходят экскурсии, просят показать, как всё выглядит внутри. И сразу интересуются: «Это сохранившаяся дверь?» Для ценителей это очень важно.
Я размышляю о том, чтобы продать эти квартиры: так складываются семейные обстоятельства. Но мне очень жаль. Знаю, что такое жильё — с деревенским укладом, на территории, где все друг друга знают, где почти не бывает скандалов,— я вряд ли найду. Похожая среда есть, может быть, только в таунхаусах в пригородах.
Источник